Сорванную взрывом башню танка может отбросить метров на сто. Точнее не помню, прошло уже четверть века. Танк был подбит за президентским дворцом Дудаева – если идти в сторону вокзала, во время первого штурма. Он стоял на проезжей части, левым боком к дворцу, а его башню нам с фотографом мальчишки побежали показывать в переулок, в частный сектор.
Мы прошли пару минут и увидели обычный частный дом за обычным зеленым забором с символикой Олимпиады-80, она была почему-то бешено популярной в Чечено-Ингушской АССР. Внутри дома лежала танковая башня – она упала вертикально, сверху.
Возле самого танка остались лежать два российских солдата. После боя чеченские боевики сразу убрали своих погибших, а тела врагов оставили – видимо, в назидание нам, журналистам, прибывшим в Грозный наутро после штурма. Ребята-танкисты погибли по-разному – один сгорел внутри, другого выбросило взрывом и разорвало на части.
После удачного для себя исхода штурма, который ему удалось мастерски отбить, генерал Дудаев, видимо, велел поскорее наладить в городе мирную жизнь. Или ее подобие. Вокруг раздавались обычные городские звуки. Неподалеку зазвенел трамвай, снова пустили линию. Возобновил работу рынок на улице Розы Люксембург. Вокруг ездили машины. Трупы солдат в это время все еще оставались на тротуаре, мимо шли прохожие – как чеченцы, так и русские.
Возле самого президентского дворца стояла еще пара подбитых танков, один еще дымился. Этому танку тоже сорвало башню, но она далеко не улетела – лежала, проломив мостовую перед дворцом, бывшим зданием обкома партии, на огромной советской площади с типичными газонами и фонарями.
Мой напарник Сережа Тетерин сразу привлекал внимание толпы своей фотокамерой, но толпа вела себя мирно. Мне же – пишущему – удавалось не выделяться из толпы, если не считать очков. Тогда в Грозном носить очки, как я понял, считалось немужественным – за все время дюжины командировок в Чечню я встретил человека в очках всего один раз, это был седой дедушка.
Это сегодня в Чечне, если ты скажешь девушке, что мечтаешь стать боевиком и лично подбить БТР, тебе ответят, что ты психбольной, и отвернутся от тебя, а тогда быть боевиком считалось круто. Вокруг не спеша ходили мужественные бородатые ребята с автоматами и даже пулеметами на плечах, очень гордые собой. Штурм накануне они действительно отбили, с военной точки зрения умело – запустили танки на узкие улицы в центре города и расстреляли из гранатометов.
После провала этого штурма тогдашний министр обороны Павел Грачев поначалу решил вообще отрицать факт участия в операции российских военных. Если бы там и впрямь участвовали войска, говорил он, то для решения всех проблем хватило бы одного парашютно-десантного полка и двух часов времени. Потом Грачев все же признал факт участия солдат, а 11 декабря 1994 года по указу Ельцина войска в Чечню вошли уже вполне официально, и с трех сторон. Началась полномасштабная война. К концу декабря две группировки приблизились к Грозному и 31 декабря начали новый штурм.
В январе, сразу после Рождества, мы с коллегами (поодиночке мы старались в Чечню не соваться) вернулись на ту же самую площадь. В центр города к тому времени с боями уже вошли не несколько колонн, как во время первого штурма, а группировка федеральных войск.
На этот раз мы провели там всего минут пять. Первое, что меня поразило, – во всем городе вокруг лежал снег, а на площади не было, вообще. Он здесь растаял от взрывов. Площадь была усеяна осколками мин и снарядов, покрыта копотью. В подвале и на первом этаже дворца, а также за парапетом парадного входа, лежали боевики. Они стреляли, насколько я мог понять, по соседним домам, с западной стороны площади, как раз в сторону улицы Розы Люксембург – к тому времени ее заняли федералы, как я уже потом узнал, псковские десантники. Мы с коллегами тоже посидели за углом парапета, послушали, как падают с воем мины. Было так жутко, что мы поспешили убраться в тыл. Может, это было не пять минут, а вообще минута, не помню.
Машина ждала нас в тылу, на площади Минутка. По пути мы видели, как заряд «Града» ударил в пятиэтажку. Возле самой Минутки, прямо между домами, торчала из земли серая ракета с острым хищным оперением. Она сумела пробить мостовую, но взорваться не смогла. В домах вокруг все еще оставались горожане – в основном русские, но были, судя по виду, и чеченцы. На балконе пятиэтажки, в десяти шагах от безмолвной ракеты, пожилая чеченка молча развешивала сушиться белье.
Над городом с утра до вечера тогда висели вечные сумерки – горели нефтепромыслы. Скорее всего, их велел поджечь Дудаев. Едва ты покидал пределы Грозного, как снова появлялось хоть и пасмурное, но все же небо. Мы выехали через Черноречье, через территорию, которую еще контролировали боевики. К журналистам они относились лояльно и пропускали через свои КПП, просто услышав слово «пресса» – нас даже не просили открыть корочки. Похищать журналистов и требовать за них выкуп – такая практика началась в Чечне уже после первой войны.
Когда штурм начинался, я был уверен, что он продлится если не «два часа», то пять–шесть дней. В военном деле я ничего не понимал, но видел, что у боевиков высокая мотивация. Значит, сопротивление будет упорным, думал я, но все же с Советской армией шутки плохи. Ее половина планеты боялась. Как только армия всерьез возьмется за дело, все быстро закончится. Очевидно, что Ельцин и Грачев думали точно так же. Они оказались первыми пленниками мифа о непобедимости собственной армии. Они были уверены, что им противостоят обычные банды, которые разбегутся при первых звуках канонады.
Штурм Грозного не был подготовлен. Например, командирам раздавали карты города 1957 года выпуска, в чем убедился один мой коллега-журналист. Артиллерия и авиация зачастую палили куда Бог пошлет – и по мирным пятиэтажкам, в подвалах которых укрывались обычные жители, и часто по своим же войскам.
Уже тогда, когда я увидел неразорвавшуюся посреди обычного мирного квартала на Минутке ракету, я понял, что происходит что-то не то.
Мы отправились на юг – в село Алхазурово. Накануне пришла информация, что боевики там взяли в плен отряд десантников, высаженных в горы с вертолетов. В историю войны потом тот десант вошел как «аксайский инцидент». Само село выглядело совершенно мирно – захват произошел в горах и почти без боя, погибло только двое из полусотни солдат. Десантники сдались, когда попали в окружение.
Уже потом я прочитал, что план командования был такой: толпы боевиков в ближайшие дни побегут в этом направлении из Грозного, спецназ должен перекрыть им дорогу. Но все пошло не по плану. Площадку, куда их собирались высадить, заволокло дымом с нефтехранилищ, и пришлось высаживаться в совершенно другом месте. И боевики из города не побежали.
А еще бойцов тоже подвела карта – командование выдало им карту 1976 года, на которой не была обозначена асфальтовая дорога. Пересекая эту дорогу, десантники оставили следы, которые потом заметил местный житель. Он-то и вызвал боевиков.
Нас привезли в один частный дом, куда позже привели двух пленных. Ребята держались очень хладнокровно. Один был, кажется из Центральной России, другой – из Калмыкии.
Держаться парням помогал, видимо, тот факт, что их уже пообещали скоро освободить. Шли только первые дни войны. С пленными боевики обращались достойно, и тогда большинство их них еще возвращали через посредников своим – в присутствии журналистов и родителей. Еще не началось озверение, пытки, концлагеря, казни. Еще было ощущение, что мы все – еще не враги, все родом из одной страны, все еще недавно ходили в одинаковые советские школы. Ребята сказали, что их содержат в порядке, кормят нормально, и попросили передать письма родным. Они верили, что их скоро освободят. Так потом и случилось. Письма я потом бросил в почтовый ящик в Ингушетии.
Больше всего удивила меня тогда не история пленных, а поведение жителей Алхазурово. Это село было настроено против Дудаева, еще месяц назад оно поддерживало пророссийскую оппозицию. Но теперь все изменилось – после ввода войск и начала штурма Грозного жители нам сообщили, что решили снова присягнуть Дудаеву и воевать с федералами. В тот момент мне стало ясно, что война затянется.
Дудаеву удалось переиграть и Ельцина, и Грачева. Он сумел запустить сценарий «наших бьют» – простой, незамысловатый и оказавшийся очень эффективным. Весь последний год Дудаев терял популярность, от него отворачивались одно село за другим, к началу войны он контролировал меньше половины республики. Однако Москве в 1994 году не хватило терпения вырастить ему достойных соперников, помочь им ресурсами и позволить чеченцам самим разобраться с мятежным и безумным генералом. Ставка на пророссийские силы внутри республики удачно сработала во вторую чеченскую войну, а в первой войне она провалилась.
Кроме того, к 1995 году армия была уже внутренне развалена и деморализована. Армия, которую готовили воевать с Америкой, войдя в одну из республик на собственной территории, не знала, как себя вести. В итоге она повела себя, мягко говоря, как слон в посудной лавке. Неуклюжими действиями она лишь умножала число своих врагов среди местных жителей.
Но Ельцин и Грачев, похоже, отказывались это замечать.
Источник: